– Так и есть. Ты же мент, Степа, вот они брезгают.
– Странно, мною брезгают, а могилу раскапывать – нет?
– Что ты сказал? Чего раскапывать?
– Могилу. Сегодня ночью достали гроб, в котором хоронили Рощина. Заметьте, участвовала в акте вандализма вся семерка. Запаслись веревками, фонарями и лопатами. Причем пикантная подробность: первые люди города стырили на окраине во дворе одного из домов бельевые веревки. Как вам такая новость?
– С ног валит. – Куликовский обычно не выражал удивления, но не на этот раз. – Такое нарочно не придумаешь. Они точно разом тронулись. А зачем откопали Рощина?
– Между прочим, «великолепную семерку» ждало большое разочарование: Рощина в гробу не оказалось. Поэтому ответить не могу, какие цели они преследовали, доставая ящик.
Наверное, пауза Куликовского была сродни паузе мэра, когда он тому сообщил, что не одна бензоколонка взлетела на воздух, а две. Он выпучил и без того большие глаза, в которых плескалось глубочайшее изумление и абсолютное непонимание. Так он стоял с минуту, глядя на Степу. Его потряс даже не факт незаконной эксгумации – очевидно, преступные действия «столпов города» кажутся ему вполне обыденным явлением, – а исчезновение покойника. Это было уж слишком. Он тихо вымолвил:
– Рощина в гробу не оказалось? А куда же он делся?
– Ушел погулять, я так думаю, – доложил Степа.
– Так... – Рассердившись, Куликовский пошел прочь, но вернулся, и делал так после каждого следующего произнесенного предложения. – Ты, Степан, в своем уме? У нас что, завелась в городе бацилла, делающая людей помешанными? Ну эти ладно, они давно больные, хотя с медицинской точки зрения и считаются пока здоровыми. Но это тоже надо еще проверить, ведь вытаскивать из могилы гроб не придет в башку нормальным людям. Но ты! Как это – нет трупа? И перестань ржать, как дурак на поминках! – А Степа всего-то улыбнулся, наблюдая за передвижениями начальника. Тот наконец остановился и всплеснул в изумлении руками. – Как нет трупа?! Ведь он же был!
– А вот так, – развел в стороны руки Степа. – Вы зря не верите, я лично видел пустой гроб. И реакция «великолепной семерки» была неожиданная. Они, наверное, думали, когда открывали гроб, что Рощин им обрадуется, поздоровается и пожмет руки, поэтому сильно разочаровались.
– Но я был на похоронах! – заорал Куликовский. – Рощин лежал в гробу! Его закопали! Понимаешь: за-ко-па-ли! Значит, тело должно в гробу и быть!
– Был, – согласился Степа. – Многие свидетели утверждают, что на момент похорон Рощин находился в гробу. А теперь ушел.
Куликовский прищурился, пронизывая Степу взглядом насквозь, и вдруг заговорил на языке своих «клиентов»:
– Не въеду, ты «ха-ха» ловишь или в натуре болван набитый?
– Семен Сергеевич, – надулся Степа, – я не меньше вашего огорошен. До сих пор мне приходилось иметь дело с преступниками, а не с главарями города и покойниками. Если вас интересует мое мнение, то скажу. На месте Рощина я бы тоже из могилы вылез, чтобы дать им прикурить. Я...
– Твое мнение меня интересует исключительно по делу, – оборвал его Куликовский, вернувшись к своей обычной лексике. – Отказ от дела не приму, поэтому ступай и выясняй сказочные обстоятельства дальше.
– Я не все доложил. Сегодня ночью, когда наблюдал за семеркой на новом кладбище, оказалось, что я был не один такой любознательный. За ними следили еще пять человек. Эти пять человек, как выяснилось позже, прибыли в автомобиле «Вольво»...
– «Вольво»? – ожил Куликовский. – Угу, интересно.
– Так точно. Подъехала машина к кладбищу почти одновременно с нами. То есть следили за семеркой тоже от белого дома. Только они ехали в хвост автомобилям семерки, а мы за ними, немного поотстав, и сначала на них не обратили внимания. Мы остановились на одном конце кладбища, ближе к шоссе, они же проехали на другой край. Поскольку у меня был прибор ночного видения, я дал возможность семерке пройти в глубь кладбища, потом пошел в их сторону. Наблюдал за «нашими» в бинокль и вдруг вижу – еще пятеро рядом. Подумал даже – привидения, что ли. Эти пятеро сначала крались, потом залегли неподалеку от могилы Рощина. Себя ничем не выдавали до самого конца. Вернулись только после семерки. Я так и не понял, чего они хотели. Но поехал от кладбища не за «нашими», а за «Вольво». Все пятеро вышли из машины в Транспортном переулке и скрылись в трехэтажном доме, который выстроен на новом проекте. Квартиру не успел выяснить. Боялся, что меня заметят, поэтому в подъезд за ними не пошел. Затем я отправился на поиски семерки, предполагая, что после эксгумации они будут держаться вместе. Около белого дома их машин не обнаружил и поехал к дому мэра. В пять часов утра шесть человек вышли от мэра и разъехались по домам. Я ездил за автомобилем Ежова, который отвез домой Туркину и Хрусталева, из чего сделал вывод, что и остальные отправились по домам. Я вернулся к резиденции мэра, но там все было спокойно.
Куликовский сцепил руки за спиной, выпятил нижнюю губу и так стоял некоторое время не шевелясь. Степа терпеливо пережидал, зная, что замначальника управы имеет свойство в момент задумчивости впадать в транс на неопределенный срок.
– Выходит, не мы одни интересуемся семеркой, – высказал наконец Куликовский «ценную» мысль. Но следующая его мысль оказалась куда ценнее: – Приезжай через часок в управу, я дам список всех, кто проживает в том доме. Посмотрим, нет ли каких дел за жильцами.
– Вау! – воскликнул Степа в знак восторга.
– Прекрати выть по-американски, – поморщился начальник и пошел к своему автомобилю, бубня под нос: – И чего обезьянничают? Будто русских выражений нет... Никакого патриотизма у молодежи!